Наталия Чернышова - Гаденький цветочек[СИ]
— Мне и не требуется. У тебя и так все на лбу написано.
— Почему это на лбу? — обиделась я
— И не только. Твоя вуаль больше на паранджу похожа — согласился Зверь.
— И что еще за вуаль?!
— Эмоциональная. Чувства, настроения, желания. Они, как тонкие нити, опутывают людей, вот их-то я и вижу. Ужас, ненависть, алчность, омерзение.
— Это ты про кого сейчас?
— Да про твоих прекрасных рыцарей. Тоже мне идеалисты без страха и упрека, борцы за вечные ценности. Их как дорогих гостей примут: напоят-накормят, развеселят, спать уложат. Они же напьются, то мебель переломают, то дворец подожгут, птиц-оленей из лихости понастреляют. Потом золотой посуды в ранец напихают, из каминных решеток самоцветов понавыколупывают, а там с мечами на перевес рубиться бросаются — мир спасать.
— Но ты никогда не говорил об этом.
— Да о чем тут говорить, о них и вспоминать лишний раз не охота.
— Что это? — я разглядывала у себя на руке кровавое пятно. — Ты поцарапался, дай посмотрю.
— Не надо. Заживет как-нибудь. — досадливо увернулся Зверь и неуклюже подтягивая тело двинулся к воде — Все равно краше не получиться. Спокойной ночи.
— По-моему, это я должна обижаться — в склеп-то меня роняли!
— Сама свалилась.
— Из-за тебя!
— Насть, это нечестно.
— А ты можно подумать эталон честности! Только и делаешь что что-то скрываешь, умалчиваешь. У меня эти тайны- шарады уже в печенках сидят. И раз уж я здесь должна находиться, то…
— Должна?! — перебил меня Зверь — Так вот в чем дело! Ну тогда — лови.
— Что это? — я автоматически поймала маленький металлический предмет. — Переноска?! Зачем?
— За тем. За стоическое исполнение тяжкого долга, ты честно заслужила расчет день за два. Не смею больше тебя задерживать. Забирай свой приз и отправляться восвояси. — хрипло прокаркал он и исчез под водой.
— И это я же еще и виновата?! Да подавись ты своим дурацким призом — бесценный артефакт со звоном покатился вслед Зверю, но всплеска я так и не услышала. Не докинула. Ну и черт с ним. Или с ними. Обоими.
* * *Зверь не показывался весь следующий день. И следующий тоже. Только стайки невесомых водомерок бесшумно скользили по водной глади, а я разгребала носком туфли разноцветные камешки, повторяя их замысловатые траектории. Неожиданно в гальке блеснул металл. Надо же, лежит как ни в чем ни бывало.
А это идея!
Я принялась старательно перебирать прибрежный грунт, периодически громко и убедительно возмущаясь:
— Да где же оно!?
— Все, пошла за ситом! — с досадой топнула ногой и покинула сцену, притаившись за ближайшими кустами.
Купился! Не прошло и пяти минут, как Зверь выбрался из воды, веер щупалец пробежался по гравию и вот уже с переноской в клюве, воровато оглядываясь по сторонам он двинулся в сторону озера.
— Ага, попался! Сколько можно прятаться и обижаться?
— Я вовсе не обижаюсь. И с чего ты взяла что прячусь? Даже не думал, просто были дела… — неубедительно сочинял Зверь, выдавая себя с потрохами фисташковой окраской.
— Значит, не обижаешься? Прекрасно! И не будешь больше дуться из-за пустяков?
— Пустяков? Да тебя же чуть на изнанку не вывернуло!
— Ты преувеличиваешь.
— Не надо, Настя, вуаль не обманывает.
— Ой, а про нее я забыла. И ты действительно вот так вот и видишь меня в этой твоей паутине из эмоций?
— В твоей. И не в паутине, а скорее, кружеве. Рисунок меняется в зависимости от настроения, и тех чувств которые испытывает человек. Вчера, у озера ты была соткана из нитей очарования, надежды и еще чего-то невыразимо прекрасного чему и названия не подобрать…И через мгновение все это осыпалось прахом, тебя опутало гадливостью и омерзением как плесенью.
— Ну прости, пожалуйста я не специально. Просто это было так неожиданно этот голос и…
— И я. Нет, я не виню тебя, просто до этого ты так была невероятно неправдоподобно не похожа на остальных — ни тени страха в первый день, ни ужаса и отвращения потом. Так естественна и беспечна. Я и сам почти забыл, как чудовищно должен выглядеть в твоих глазах.
— Зверь, ну хватит. Ну допустим, не белый и не пушистый. Чуточку ужасный, но только поначалу. Ты же сам видишь — я правду говорю, а тогда я просто растерялась, от неожиданности…
— Знаешь, я ведь я уже и не думал что когда нибудь смогу чувствовать себя не то что счастливым, а просто живым. А с твоим появлением это место из тюрьмы одиночного заключения превратилось в самое чудесное место в этом мире. Я бы не променял его ни никакое другое. Ты для меня стала всем — солнцем, луной, всем миром. О Господи, что я несу. Самому слушать смешно. Еще немного и стишки начну цитировать в меланхолическом духе, что-нибудь эдакое:
Среди миров, в мерцании светил
Одной Звезды я повторяю имя…
Не потому, чтоб я Ее любил
А потому, что я томлюсь с другими.
И если мне сомненье тяжело,
Я у Нее одной ищу ответа,
Не потому, что от Нее светло,
А потому, что с Ней не надо света*
— Ох, Зверь…
— Ладно, я ведь не дурак, и прекрасно понимаю, что ты не можешь похоронить себя здесь со мной навечно, за компанию…Но, Насть, можно кольцо пока останется у меня? Я просто не могу так, представлять, что однажды ты не придешь к озеру, а я даже не буду знать это…на день, месяц или…насовсем. Мне просто надо точно знать. Ты только скажи, когда понадобится. Вдруг станет скучно, захочешь развеяться, я тебе сразу отдам кольцо, клянусь — завтра или чрез неделю!
А действительно, было бы неплохо как-нибудь домой сгонять — родных повидать. Но стоило мне представить эту картину в красках — расспросы, объяснения и, главное, папино скептическое выражение лица, как появлялась идея отложить все на завтра или послезавтра, в крайнем случае.
— На сколько я помню, ты мне сам разрешил оставаться здесь сколько влезет. Так вот заявляю официально — места пока осталось выше крыши. За колечко спасибо, буду иметь ввиду, но лучше потом как-нибудь, в другой раз. На ближайшее время у меня другие планы. И тебе пока не расскажу, и не уговаривай.
— Ты мне лучше другое объясни. Вчера, там внизу, почему ты не испугалась?
— Подумаешь, у каждого найдется пара скелетов в шкафу, ну или в колодце.
— Да, но не десятки загубленных в расцветет сил героев на белых конях.
— Так у ж и десятки… Всего-то штуки три…или четыре.
— Ну ты даешь! — Восхитился Зверь — ты их там и пересчитать успела!
Все стало как раньше. Вот только… ночные концерты прекратились.
* * *И возобновлять гастроли, как показала следующая неделя, Зверь решительно был не настроен. Намеки он виртуозно игнорировал. Пришлось воспользоваться невинным литературным предлогом — тетрадью с записанными текстами к его ночному репертуару.
